Новая культурная жизнь Воронежа от Жиляева и Боякова до модных книжных магазинов и академии искусств в журнале
«Воронеж должен стать нашим Бостоном, городом, откуда можно попасть в Йель и в Массачусетский технологический институт, новым академическим центром. И мне со своей академией туда легче всего строить мостик. Помощь мне не нужна», — заявляет Эдуард Бояков, создатель трех театров и один из самых деятельных устроителей новой культурной жизни Перми (о чем, впрочем, он сейчас не стремится вспоминать). Это могло бы показаться абсолютным бредом, но Бояков только что стал ректором Академии подавляющим большинством голосов, так что теперь говорит с позиции силы. «А куда денутся абитуриенты, если я уже договариваюсь с Антоном Адасинским, со Славой Полуниным? Кто после этого не поедет к ним учиться, если это лучшие педагоги в мире?» — добавляет он. Бояков рассказывает, что программа Полунина не понравилась предыдущему ректору — в ней было написано, что студенты должны учиться у пьяниц, детей и животных. Осторожно интересуюсь, как же будет теперь. «А у нас именно так и будет: курс собак, курс пьяниц и курс детей — и все это подведено под госстандарты».
Переустроенная Бояковым академия (где кроме классических специальностей будут учить на продюсеров, хореографов и медиахудожников) займет здание воронежского Дома офицеров, которое здесь все называют Дворцом офицеров — и вполне заслуженно. Сейчас, правда, внушительных размеров дворец в запустении, а на фасаде висит реклама устроенной внутри выставки двигающихся динозавров — но с осени Бояков планирует не только побороть эту конкретную растяжку, но и в целом изменить облик и дух города. «Знаете, театр мне сделать легче и понятнее, чем вывеску, с этим в России чудовищная ситуация», — сетует Бояков, готовящий к сентябрю большой доклад для воронежской мэрии, который в том числе будет касаться визуальной среды. Вместе с ним его готовят самые разные люди: директор Нижегородского филиала ГЦСИ Анна Гор, ректор МАРШ Евгений Асс, основатель «Фаланстера» Борис Куприянов, сооснователь центра современного искусства «Винзавод» Николай Палажченко — все эти люди приезжают в Воронеж и оценивают обстановку.
Оценивать есть что: помимо богатого и полного поразительных совпадений прошлого (здесь делали первые видеомагнитофоны и учился великий адепт видео Борис Юхананов, родился Юрий Хой и умер Черный Лукич, готовил экспансию Петр I и жил Андрей Платонов), есть и не менее примечательное настоящее и будущее — поэты, музыканты, художники. Последние — самые сплоченные: Воронеж — один из немногих городов в России, где есть свой самостийный центр современного искусства. Энтузиасты от культуры, люди, способные вести диалог с государством, государство, готовое вести диалог с людьми, — кажется, этого достаточно для начала бурной химической реакции. Она и пошла.
2000 год — смерть Юрия Хоя. 2001-й — знакомство Арсения Жиляева и Ильи Долгова. 2005-й — концерт «Гражданской обороны». 2009-й — Алексей Гордеев становится губернатором. 2013-й — бунт казаков против никеледобычи в Хоперском заповеднике. Десятки пунктов, среди которых преобладают смерти и отъезды, — так выглядит история современного воронежского искусства глазами учредителей Воронежского центра современного искусства: Николая Алексеева, Ивана Горшкова и упомянутых Долгова с Жиляевым. Сам ВЦСИ, созданный четыре года назад, сначала существовал партизанским образом, а выставки проводились в воронежских торговых центрах: в кризис в отсутствие коммерческого спроса помещения легко сдавали художникам. Первая же крупная выставка стала «бульдозерной» — ее разгромили рабочие и разнесла пресса (позднее она была выдвинута на Госпремию). Сегодня в состоятельности так называемой «воронежской волны» никто не сомневается: Илья Долгов — лауреат «Инновации», Николай Алексеев — финалист премии Кандинского, Арсений Жиляев, перебравшись в Москву, стал одним из самых активных кураторов в городе. Теперь основатели ВЦСИ снимают по льготной ставке большое помещение в центре города. Помещение досталось художникам непосредственно от губернатора — впрочем, социалист Жиляев старательно обходит этот неудобный вопрос. Зато оживленно говорит о переменах: «Петр Первый завез сюда уголовников со всей страны и самых красивых девушек — вот так все и получилось, мрачно, индустриально, жлобски. Но года три-четыре назад я понял, что не могу идентифицировать город как мою опасную, травматичную родину, — он стал походить на район в одной станции от Кольцевой линии метро в Москве». Последнее, правда, высказывается с ноткой неодобрения в голосе: как следует из отчетной экспозиции ВЦСИ за десять лет, среда и правда облагораживается — плодородного трэша, который осмысляли художники, в городе стало меньше. Но, видимо, не везде: «Пару дней назад мы зашли в новый книжный магазин, стоим, смотрим полки с философией — и тут налетает огромный лысый мужик и начинает придавливать меня к книжной полке, пока мимо Макаревич проходит. Оказывается, у него концерт был. Так что при всех изменениях в Воронеже остается эффект неожиданности, когда тебя могут взять и прижать к полке с модной философией».
В упомянутом книжном продаются книги Издательства Ивана Лимбаха, разнообразный бойкий нон-фикшн от «Культуры-2» Паперного до «Истории меланхолии» и дорогие фотоальбомы, а его создатели рассуждают о том, что они больше ориентировались на пермский книжный проект «Пиотровский», чем на «Циолковский». В кафе при книжном работают целых четыре точки вайфая (это вообще актуальная тема для Воронежа — вайфай здесь сделали даже в троллейбусах), в соседнем помещении техники настраивают аппаратуру для камерного концерта. Книжный магазин открыл временно исполняющий обязанности мэра Геннадий Чернушкин. Его (как и губернатора области Алексея Гордеева) здесь часто сравнивают то с Собяниным, то с Капковым — очевидно, на расстоянии разница нивелируется, остается главное: реконструкция парков, культурные инициативы, звездный Платоновский фестиваль, льготная аренда для ВЦСИ и так далее.
Жители по части рвения не уступают администрации — в целом здесь чувствуется негласная установка, что жить в Воронеже можно и нужно не хуже, чем в столице. Мы заходим в скейт-шоп, совмещенный с веломастерской; высокий молодой человек на входе с усилием примеривает кеды. Открыть свое дело, как выясняется из разговора с усатым владельцем магазина, в Воронеже не так уж накладно: триста тысяч рублей на все. В ногах у него лонгборд и крошечная доска-рыбка, на которых он катается по городу: «Лонгборд-то нормально проглатывает дорожное покрытие, но для рыбок дороги еще не приспособлены».
Скейтеры предпочитают собираться около Драматического театра им. Алексея Кольцова. Там же находится кафедральный собор с выведенной наружу трансляцией службы: чтению канона аккомпанирует грохот досок. Здесь планировали установить скульптурную группу «Паркур» Ивана Горшкова, но помешал нелепый случай: на одной из картинок с проектом позади антропоморфных фигур, разбросанных в городской среде, виднелись церковные купола. Макет показали местному владыке, он охарактеризовал увиденное как разжигание религиозной розни; проект свернули, сейчас мэрия ищет компромисс между художником и церковными властями. На пустыре никого. Жарко. Чувствуется сильный запах гниющих овощей, напоминающий о том, что мы на юге.
«Гниющие овощи» — одна из работ двадцатитрехлетнего воронежского художника Кирилла Гаршина, убедительно показывающего, что «воронежская волна» продолжается. Картины демонстрирует печальный владелец галереи «Х.Л.А.М.» Алексей Горбунов. Галерея работает уже пять с половиной лет, здесь свои работы представляли Бильжо, Флоренский, Логутов, Тишков и многие другие. Правда, в какой-то момент ажиотажный интерес к галерее спал, и пришлось выделить уголок для видеопроката и для торговли книгами. Горбунов пожимает плечами: «Проблему я вижу исключительно в отсутствии потребителя в России — художников мало, но потребителя совсем нет. Вообще, главная функция современного искусства — это давать ощущение свободы. А раз оно оказывается ненужным, значит, и потребности в этом нет». Горбунов — верный опекун воронежских художников: в следующем году он планирует вывезти их на большую выставку в Лондон. Туда же он планирует зазвать воронежскую бизнес-элиту: по его словам, пока во власти не окажется просвещенный человек, рассчитывать на кардинальные перемены не приходится.
Горбунова поддерживает коллекционер современного искусства Пьер Броше, читавший в Воронеже местным властям лекцию о пользе приобретения работ молодых художников: «Воронеж уникален хотя бы тем, что молодые художники не уехали из него, а создали свою сцену. Вы считаете, что одной галереи на город мало? Ну смотрите: на миллион жителей — одна хорошая галерея. В Москве все обстоит таким же образом».
Сравнения воронежского казуса с ситуацией в Перми Броше откидывает сразу: там широкое финансирование и насаждение сверху, здесь частные инициативы и лояльность властей. Машет руками и Горбунов: «Что вы, там же совершенно выжгли местную почву». Бояков тоже вздыхает: «В Перми была сделана ошибка, надо было сначала делать то, что мы делаем в Воронеже сейчас. Работать над диагностическим полем — тогда бы наши проекты ложились на разведанную территорию».
В Перми все изменилось с приходом нового губернатора. В Воронеже надвигаются выборы мэра, но в итогах их никто не сомневается — и развитию культурной жизни они помешать не должны. Зато в мэры идет эксцентричный депутат от КПРФ Константин Ашифин: усы, модная рубашка в клетку, приглаженные знакомые шрифты — все в его рекламных плакатах апеллирует к молодому и модному электорату, даже в студенческом городе составляющему от силы 5% населения. Сайт кандидата поражает еще больше: стильные фотографии Сталина и Брежнева, кукуруза как снэк, ссылки на Карла Маркса в Bookmate и Владимира Высоцкого в iTunes. Разговор с «красным хипстером» совершенно не проясняет этого удивительного казуса. Ашифин предельно амбивалентен: «Я не думаю, что Сталина можно назвать модным, но та структура ценностей, что была тогда предложена, она и сегодня востребована — по крайней мере в Воронеже. А лагеря и расстрелы — это плохо. Созданием сайта занимались профессионалы, я этого не отрицаю. А если я говорю, что надо развивать велосипедные дорожки, то это потому, что у меня есть велосипед и я постоянно на нем катаюсь».
Предвыборная кампания разворачивается на фоне оживившейся потребительской жизни: в Воронеже открываются беговой клуб, Гайд-парк, бары, два хостела (один, что характерно, с сауной), ставят велопарковки, организуют фестиваль еды и концерты нойз-музыкантов и стадионных рок-групп, имеются свои модные марки одежды, свой городской сайт, наконец — тот самый Downtown. Редакция сайта обставлена вполне по-московски — минималистичное общее пространство, техника Apple, зона для отдыха с диванами и приставкой. Редактор Алексей сидит на подоконнике в зеленых шортах и рассуждает все о том же: «Перемены? Думаю, что если сейчас я приеду на какой-нибудь Машмет (неблагополучный рабочий район. — Прим. ред.), то словлю уже не по голове, а только косые взгляды». Короткое расследование выявляет, что за имиджем Ашифина стоит то же интерактивное агентство, что и делает сайт Downtown. Никто из опрошенных в редакции не выказал морального неудовлетворения этим неловким фактом. «Тут как: мы когда делали эту съемку с рубашкой клетчатой, мы брали в аренду вещи из разных магазинов — а когда все сняли, собрали их, чтобы вернуть, а Константин Григорьевич их попросил ему оставить. Так что не стоит думать, что это все фейк».
В этой сложной, запутанной, невероятной ситуации больше всего хочется найти точку опоры. Художники-нонконформисты, поддерживаемые властью. Журналисты-модники, которые втайне пиарят непроходного кандидата-коммуниста. Современное искусство и страшные, изуродованные рекламой улицы. Здесь, по свидетельству главного редактора Downtown, не набирается кворум на протестных митингах, и здесь же, по заявлению Жиляева, находится один из центров оппозиционного движения, готовивший свержение власти в Москве. Спрашиваю Боякова: как же здесь все это уживается? Он горячо ручается за врио мэра, рассказывает о его тяге к искусству и успешном мебельном бизнесе (из-за которого, впрочем, как поговаривают в городе, в Воронеже так и не открылась IKEA), а потом понижает голос и говорит: «А вы знаете, жена его построила школу йоги, а ведь я в этом разбираюсь, и она прямо хорошая. А ведь это не салон, понимаете, и даже не галерея…» Ну и что, скажутся ли интересы ректора на новой, сверхсовременной программе академии, метящей на роль русского Йеля?
«Конечно. Ведь надо не только дать человеку образование, но найти ему призвание. Поэтому йоги в наших учебных планах будет достаточно. В прямом и переносном смысле».
Текст: Феликс Сандалов